Страницы Миллбурнского клуба, 4 - Страница 16

кстати, но мы могли бы существовать и без нее. Беда заключалась в том, чтосуществовал некоторый заведенный большевиками порядок. Этот порядок заключалсяв том, что если со страниц большевицких газет было сказано нечто отрицательноео чем-то, то это «что-то» было обречено на погибель. Миллионы людейразворачивали каждый день большевицкие газеты и искали (иногда между строк),кого теперь надо будет травить. Поэтому постановление о том, что бридж не будеттеперь считаться видом спорта, было сигналом всем шавкам советской власти.Надежды на какие-то помещения для игры стали быстро таять. Милиция и КГБ началиустраивать на нас облавы.

В 2004 году, более чем через десять летпосле смерти Павлова, его наградили почетным знаком за большой личный вклад вразвитие спорта и олимпийского движения. Ну, что такое олимпийское движение вбывшем Советском Союзе, – это особый разговор. Оно включало полную поддержкугосударства тем спортсменам, которые могли принести стране медали с Олимпийскихигр. Основным моментом развития олимпийского движения было – обмануть мировуюобщественность и выдать профессиональным спортсменам липовую справку о липовой должностина каком-то заводе или в институте. И самое интересное, что вся страна знала обэтой липе. Но homo sovieticus сисковерканными советской властью душами полагали, что это совершенно нормально.

Считается, что одним из самых ярких событийпребывания Павлова на посту руководителя Комитета по физкультуре и спорту была «Олимпиада-80»в Москве, проведение которой стало возможным только благодаря организаторскомуталанту Павлова. Ну, «организаторский талант» Павлова, конечно, не смог вернутьк играм 1980 года 65 стран, бойкотирующих Московскую Олимпиаду из-за вторжениясоветских в Афганистан. А все остальное ему было по плечу. И самое главное –выхолостить одну из основных идей Олимпийских игр – общение спортсменов,участвующих в играх.

У советских после проведения Молодежногофестиваля 1957 года было над чем поразмыслить. Тогда по Москве бродили толпыулыбающихся людей всех национальностей. А улыбающиеся люди в Москве – этопросто нонсенс. Это вообще противоречит основным принципам большевицкой власти.Человек на московской улице не должен улыбаться. А тогда простые советские людимогли запросто встретиться на улице с иностранцами. Могли с ними поговорить (наязыке жестов, конечно), обменяться значками. Вид человека, вся куртка которогобыла увешана значками, был вполне обычен в те дни. И девушки советскиеоторвались тогда. (Ну и слава Богу!!) Сколько младенцев, весьма отдаленнонапоминающих по виду русских, было рождено в апреле и мае 1958!

Все эти «ошибки» фестиваля 57 года надобыло предотвратить в 80-м. И вот тут-то организаторский талант очень был нужен.В 57-м я ходил по Москве пешком, ездил на общественном транспорте и виделтысячи людей всех возможных национальностей. В 80-м я тоже ходил по Москвепешком, тоже ездил на общественном транспорте и еще ездил по Москве на машине,но не смог увидеть ни одного иностранца. Ни одного за все олимпийское лето! Такчто гэбэшники своего добились. А песенка про кривобокого мишку «расстаютсядрузья…» известной комсомольской композиторши могла вызвать слезы умиления толькоу безнадежно наивных (если говорить мягко) людей.

А вот «большой личный вклад в развитиеспорта» – это вообще непонятно что такое. В стране заниматься спортом можнобыло только, если ты подавал надежды стать олимпийским чемпионом. Ну, бегать поулицам ты мог в любом случае. А если тебе для занятий спортом нужно былокакое-то оборудование или особые условия, тогда твое дело было «труба». Поэтомуи непонятно, какой такой большой вклад мог внести Павлов в развитие спорта.Развить – в смысле вдохнуть что-то новое в какой-то вид спорта – это бывшемукомсомольскому запевале было не по зубам. А вот развить – в смысле написатьдонос на какого-то спортсмена (такой, как он, скажем, написал в ЦК КПСС наБориса Спасского – кстати, сочувственно и с поддержкой относившегося кмосковским бриджистам) – это Павлов мог сделать запросто. Или развить – всмысле запретить что-то – это Павлов тоже мог легко сделать. И, значит, воттакие его действия – в частности, запрещающие какие-то виды спорта, – это какраз, надо полагать, и было то самое, за что его наградили посмертно.

* * *

Вскоре после окончания Таллинского турнирасостоялась защита моей и Таниной диссертаций. Секция ученого совета, где мызащищались, состояла из девяти членов. Одним из них был секретарь секции ЮрийКонстантинович Солнцев, член нашей команды по бриджу. Другим членом секции былМихаил Романович Шура-Бура, который научил нас играть в бридж. Еще одним членомсекции был Борис Самуилович Митягин, которому я не раз сдавал экзамены, будучистудентом мехмата, и с которым играл в пристеночку и казеночку во двореМосковского университета. Кстати, много позднее, но еще до того, как я уехал изРоссии в 91-м, до меня дошли слухи, что Митягин уехал в Израиль, где сталзаниматься финансовой математикой. И хотя я до сих пор не знаю, насколькодостоверны были эти слухи, но тем не менее слова «финансовая математика»звучали для меня очень привлекательно. И я подумал тогда (уж не знаю, почему),что такое приложение математики мне бы подошло. Но, к сожалению (подумал ятогда), заниматься этим мне, конечно, никогда уже не придется. К счастью, яошибался тогда. «Этим» (то есть финансовой математикой) мне пришлосьпрофессионально заниматься всю мою трудовую жизнь в Америке.

На защите диссертации в ЦЭМИ ЮрийКонстантинович старался мне помочь. И это выглядело очень трогательно. В