Немного о Марике Мельникове. Он блисталталантами в любом деле, за которое брался. Но в этом «любом деле» он былсвоеобразен. Конечно, у него было солидное образование. Тем не менее, он любилподходить к любой проблеме как самоучка. Началось это все с самого первого егошага как математика. На свою первую олимпиаду (для семиклассников) в Московскомуниверситете он пришел, не имея никаких специальных тренировок в решении задачолимпиадного типа. Не ходил он в тот год и в математический кружок приМосковском университете. И взял на своей первой олимпиаде первую премию.Кстати, на первой Международной олимпиаде в Румынии одна из задач (наделимость, основанная на алгоритме Эвклида) оказалась задачей с той самой нашейпервой Московской олимпиады. Поэтому у нас с Мариком было большое преимуществоперед всеми другими участниками. И хоть и не совсем честно, но по существу мыуже имели в кармане какое-то приличное место. Однако большевицкие «отбиралы» наолимпиаду подходили к этому делу с другими критериями. Они браковали народ покривизне носа. Этот критерий (в соответствии с их интеллектуальным уровнем)казался им наиболее существенным для решения математических задач.
Примерно в таком же ключе (как самоучка)подходил Марик и к бриджу. Ведь на те свидания с венгерской девушкой в высотноездание на Котельнической набережной Марик не ходил.
Буквально через пару лет после окончаниямехмата Марик решил одну проблему, над которой много лет безуспешно ломалиголову самые известные математики того времени. Проблема считалась настольковажной, что за ее решение была обещана Чебышёвская премия.
Марик подошел к решению проблемы в своемстиле. Когда он был еще студентом, он стал пытаться ее решить, так сказать, снаскока. Это не значило, конечно, что он мало знал о том, что окружало этупроблему. Конечно, его знания были обширны. И все-таки он не стал тратить многовремени на «окучивание» проблемы, то есть на изучение всего вокруг. Он простосел за чистый лист бумаги и стал пытаться эту проблему решить. Совсем уж «снаскока» справиться с этим было, наверное, все-таки невозможно. Но года черезчетыре он проблему добил. А это сулило и Чебышёвскую премию, и, конечно же,диссертацию.
Чебышёвскую премию Марику почему-то недали. Возможно, те, кто ее давал, тоже принимали во внимание кривизну носа. И сдиссертацией тоже поначалу были проблемы. Марик мне жаловался, что когда оннаписал диссертацию, оказалось, что она содержала всего восемь страниц. Егорешение к всеобщему удивлению, было изящным и коротким. Но все-таки,помучившись немного, он смог дописать еще какие-то страницы к своейдиссертации. Так что с ней потом все было в порядке.
После этого я спросил у Марика, над чем онтеперь будет работать. Он ответил, что теперь будет думать над проблемойполуаддитивности, что это гораздо более тяжелая задача и вряд ли он или кто-тодругой когда-либо в ближайшем будущем с ней справится. Наверное, всем известнашутка о проводниках и полупроводниках. Так вот, после этого разговора с Марикомя у него часто спрашивал, справился ли он с проблемой полуаддитивности. И когдаон говорил, что еще не справился, я ему замечал, что это очень плохо, посколькув его годы давно надо было бы уже взяться за проблему аддитивности.
Все эти шутки продолжались более сорокалет. В течение этих сорока лет Марик получал какие-то результаты, которыеприближали его к решению проблемы. И вот совсем недавно Марик сказал, что онитам у себя на Барселонщине (а Марик долгое время был профессором в Барселонскомуниверситете) проблему полуаддитивности добили. Последнюю точку в этом делепоставил один из его местных учеников. Но в целом решение всей проблемыоказалось все-таки Марикиным выдающимся достижением.
* * *
На турнире в Дубне Леон Голдин играл сЮрием Константиновичем Солнцевым, а Вилен – с Тарасом Прохоровичем. Эти двепары, наряду с парой польских мастеров, считались фаворитами турнира. Всего вДубне собралось восемь пар.
В то время сбалансированные схемы парныхтурниров не были еще общедоступны. Хотя у нас в запасе уже были какие-то из них.Но в момент турнира в Дубне я сообразил, что наука, которой я занимаюсь(планирование эксперимента), имеет прямое отношение к составлению схем парныхтурниров по бриджу. И мы играли там по составленной мной схеме для 8 пар, вкоторой было 7 кругов, по четыре раздачи в каждом. Любая из пар встречалась скаждой из оставшихся пар на своем столе ровно в одном круге (в четырехраздачах). Во всех семи кругах каждая из пар играла как бы в одной команде скаждой из других пар ровно три раза и как бы против каждой из пар ровно четырераза. Такая схема, как потом выяснилось, конечно же, была известнацивилизованным бриджистам и имела название “8-Pair