Поэтому Леон, по-видимому осознав, что онбыл неправ по отношению к Константинычу и к Вилену, сменил тональностьразговора. Он сказал, что если ему сейчас же будут принесены извинения, то он,возможно, даст свое прощение. Только извинения эти должны быть принесены Константинычеми Виленом на блюдечке с голубой каемочкой и обязательно вместе.
Я бросился разыскивать блюдечко с голубойкаемочкой, Марик бросился к Вилену. А у Вилена была такая особенность: в минутысильных переживаний («тягостных раздумий») он что-то такое делал во рту, из-зачего складывалось впечатление, что он жует язык. Так вот, когда Марик бросилсяк Вилену и стал ему что-то нашептывать на ухо, тот стал усиленно жевать язык.
Вилену, видимо, стоило больших усилийразыгрывать дальнейшую сцену. Он и Константиныч стояли перед Леоном, державместе блюдечко с голубой (условно) каемочкой, и попеременно говорили: «Леон!Прости, если мы чем-то обидели тебя».
«Вместе!» – командовал Леон.
Они пытались сказать то же самое вместе:«Леон! Прости, если мы чем-то обидели тебя». Но «вместе» получалось плохо.
А Леон продолжал жестко требовать:«Вместе!»
Была уже поздняя ночь. Наутро надо былоначинать серию победных матчей. Но моральный климат команды «Москва-1» был покаеще не на самом высоком уровне.
Вот и здесь, в ситуации, когда Леон уже, пологике вещей, должен был осознать, что был неправ, и то, что он ударилКонстантиныча, было непростительной ошибкой, он продолжал настаивать на своем.И вдобавок ко всему это его «Вместе!» определенно было элементом какой-тожуткой шутки!
В этот момент Марик заметил: «Леон, это ужестановится как-то совсем…" И тут Леон вдруг сказал: «Аут!»
Я не сразу понял, что означает это «Аут!».Но Константиныч, видно, знал Леона лучше. Он бросился к нему, и они сталиобниматься. Юрий Константинович (по-моему, со слезами на глазах) шлепал Леонапо спине и говорил: «Левка! Левка!»
Вилен вел себя сдержаннее и обниматься сЛеоном не стал.
Мы с Мариком отправились к себе в номерспать. И наутро первым делом пошли опять в номер Леона – проверить, как тамдела. К нашему ужасу, Леон встретил нас заявлением, что команды у нас нет. Ичто виновником этого является Константиныч. На вопрос, в чем дело, Леонобъяснил, что Константиныч, находясь утром в туалете, слишком громко пукнул. Несразу, но постепенно мы поняли с облегчением, что это была шутка. Команда у насвсе-таки была. Можно было идти завтракать.
Завтракали в кафе, с шутками и прибаутками.Как будто ничего и не было. Я заказал себе какую-то булочку и три чая с молокоми вареньем. Моя булочка, три чашки чая, три блюдечка с вареньем и трикувшинчика с молоком занимали почти весь столик. Но никого это не раздражало.После блюдечка с голубой каемочкой все остальное уже казалось полнейшей ерундой.
Кто-то из наших заказал кашу. А Виленсказал, что кашу он есть не может, потому что не знает, что с ней надо делать,когда он кладет ее себе в рот. Жевать ее бессмысленно. А проглотить ее не жуяон не может.
На следующее утро мы с Мариком поспешили опятьв номер к Леону проверить, не случилось ли там чего-то плохого. Ничего плохогоне случилось. В этот момент в номер вошел Миша Кронрод (он с Мишей Донскимвыступал там за команду «Москва-2») и сказал, что ему всю ночь снился один итот же сон. Будто он приходит в магазин и просит нарезать ему колбасы. Ипродавщица начинает нарезать: туз, король, дама, валет…
Этот рассказ Миши Кронрода произвел на менябольшое впечатление. Потому что мне тоже всю ночь снились сны, где, что бы я ниделал, все время получалось одно и то же: туз, король, дама, валет. Если я восне шел, то ноги шли так: туз, король, дама, валет. Если я что-то ел, то ложкабрала что-то с тарелки обязательно в той же последовательности: туз, король,дама, валет…
Турнир продолжался. Мы одерживали однупобеду за другой. Наши противники, напуганные нашими успехами, нервничали иделали массу ошибок. Весь турнир прошел для нас как легкая прогулка. Казалось,что и напрягаться нам не обязательно. Противники делали все за нас.
После очередного выигранного матча ко мнеподошел довольный, улыбающийся Вилен и спросил: «Что вы там с Мариком сделали слитовцами?» «А что такое?» – спросил я его. «Да сидят два ваших литовца, лоб колбу, и один из них говорит другому: "У меня дамас, шестеркас, двойкас, аты, мудакас, с валетаса ходишь!"»
В заключительном матче с командой Таллина,мы с Мариком сидели против Тобиаса с партнером. В одной из последних сдач, имеясогласование 4-4 и в пиках, и в червах, мы заказали 7 пик – большой шлем впиках. Партнер Тобиаса сконтрировал. Мы (естественно!) реконтрировали. Тобиасимел на руках непрорезаемую четвертую даму червей. Но он дисциплинированно(после контры партнера) вышел червой. Это был единственный ход, которыйвыпускал шлем.
Наша команда выиграла турнир с приличнымотрывом от второго места. Мы с Мариком стояли еще около нашего стола, что-тообсуждали. Тобиас вернулся нас поздравить. «Вы хорошие ребята, – сказал он. – Нос вами за один стол я больше не сяду». Тобиас явно преувеличивал наши заслугитогда. Нам приходилось еще не раз сидеть с ним за одним столом. Приходилось итерпеть от него поражения.
Когда на этом турнире мы с Виленом толькоеще вошли первый раз в зал для игры, мы увидели группу эстонцев. Они были иустроителями, и участниками турнира. И кто-то из них, вспоминая, по-видимому,наши разговоры на банкете турнира прошлого года, спросил нас: «Ну как там у васв Крэмлэ?» На что мы с Виленом развели руками и почти в один голос сталиговорить, что мы, мол, не виноваты и что мы ничего не можем с этим поделать. «Да