Страницы Миллбурнского клуба, 4 - Страница 104

104

лет…

Полковник усмехнулся:

— Как же ей, гниде бухаринской, негордиться. Такого последыша себе выкормила…

Через четыре дня переплавленные рукипарнишки из квартиры N5 пошли на покупку поворотного устройства, изготовленногона филиале фордовского завода в Голландии и предназначенного для регулировкичасовых положений ленинской головы у восьмидесятиметровой скульптуры ДворцаСоветов» («Самородок»).

* * *

«Либерзон разрезал яйцо вдоль,положил половинку перед Груздевым:

— Здесь прошла дорога наступленья. Ипусть, Виктор Лукич, нам было очень тяжело. Счастлив я, что наше поколеньевовремя, как надо, подросло.

— Конечно, Михаил Абрамыч, конечно. Я,понимаете, объездил, кажется, полсвета. Бомбами изрытый шар земной. Но какбудто новая планета Родина сегодня предо мной.

Либерзон сунул свою половинку в рот:

— Вот… ммм… Россия в серебре туманов,вопреки всем недругам жива.

— Домны, словно сестры великанов.

— Эстакад стальные кружева…

— Смотрите… вновь стога. И сёла застогами. И в снегу мохнатом провода.

— Тихо спят, спеленуты снегами, новорожденныегорода…

В ночь, когда появился на светКомсомольск-на-Амуре, роды принимала Двадцать Шестая Краснознаменнаямотострелковая дивизия Забайкальского военного округа.

Роды были сложными.Комсомольск-на-Амуре шел ногами вперед, пришлось при помощи полевой артиллериисделать кесарево сечение. Пупок обмотался было вокруг шеи новорожденного, носаперный батальон вовремя ликвидировал это отклонение. Младенца обмыли из 416брандспойтов и умело спеленали снегами. Отслоившуюся плаценту сохранить не удалось,— ввиду своей питательности она была растащена жителями местного района» («Вдороге»).

* * *

«— ... а кто это… дежурный офицер? ...это говорит с вами библиотекарь деревни Малая Костынь Николай Иваныч Кондаков.Да Вы извините меня, пожалста, но дело очень, прямо сказать, очень важное итакое, я бы сказал — непонятное. — Он согнулся, быстро зашептал в трубку: —Товарищ дежурный офицер, дело в том, что у нас в данный момент снова замерловсе до рассвета — дверь не скрипнет, понимаете, не вспыхнет огонь. Да.Погасили. Только слышно на улице где-то одинокая бродит гармонь. Нет. Я невидел, но слышу хорошо. Да. Так вот, она то пойдет на поля за ворота, тообратно вернется опять, словно ищет в потемках кого-то, понимаете?! И не можетникак отыскать. Да в том-то и дело, что не знаю и не видел, но слышу… Во! Во! исейчас где-то пиликает! Я? Из библиотеки. Не за что! Ага! Вам спасибо! Ага! Досвидания. Ага…

Через час по ночной деревенской улицемедленной цепью шли семеро в штатском...

Слева в темноте тоскливо перекликнулисьдве тягучие ноты, задребезжали басы и из-за корявой ракиты выплыла одинокаягармонь...

Гармонь доплыла до середины улицы,колыхнулась и, блеснув перламутровыми кнопками, растянулась многообещающимаккордом. В поднятых руках полыхнули быстрые огни, эхо запрыгало по спящимизбам. Гармонь рванулась вверх — к черному небу с толстым месяцем, но сновагрохнули выстрелы, — она жалобно всхлипнула и, кувыркаясь, полетела вниз,повисла на косом заборе» («Одинокая гармонь»).

В этих и подобных зарисовках В.С.показывает тончайшее понимание природы языка и его неразрывной связи с властьютого, кто его интерпретирует; это далеко не только буквализация метафор кактаковая. Когда полковник усмехнулся, он уже прокрутил в голове всю историю ипотенциальную выгоду от «переплавки», сделал переход к способувоплощения в жизнь задуманного (проще всего – политическое обвинение матери, «бухаринскойгниды») – и вот уже толковый пацан становится зловещим «последышем». То естьтут не только выворачивание наизнанку содержания типичного советского слащавогостиха З. Вознесенской (такого рода игры – дело наиболее простое), но идемонстрация колоссальной важности интерпретации – настолько большой, что она(интерпретация) может полностью перевернуть исходное содержание. Тем самымлюбой текст в соответствующих руках может стать абсолютной игрушкой, а раз так –то в самом тексте нет никакого смысла, кроме того, который и вкладывается Интерпретатором.Если он облачен властью – последствия наиболее разрушительные, что, собственно,всегда в истории и происходит. Ничем иным (на вербальном уровне), какинтерпретацией сакральных текстов, диктаторы любых времен не занимались. А есливластью не обличен, но определенным образом настроен – то тоже не слабо можетпоказаться; «словно ищет в потемках кого-то, понимаете?!» –взволнованный радетель за страну справедливо углядывает в странном намеке песнинечто ужасное (заговор!) и дает органам знать со всем пафосомвозбужденного идиота.

Но удивительное дело! Среди 31 случаябуквализации, насчитанного мной, 24 (77%!) непосредственно связаны либо скаким-то насилием (как в приведенных примерах), либо с властью, понимаемой какпринадлежность героев игры (и розыгрыша) к ней (в первую очередь, кгосударству, его лозунгам и требованиям). Можно согласиться с И. Калининым,что буквализация у Сорокина «...уже не столько ”фольклорная устойчивость”, окоторой говорит П. Вайль, сколько обнаружение в языкеего архаического начала, состоящего в магическом совпадении означаемого иозначающего, знака и вещи, слова и действия» [6]. Но, нужнодобавить, архаизм здесь почти всегда особого рода: он связан с самым темным,нерасчлененным насилием, которое вдруг высвечивается за невинной и простодушнойповерхностью того оригинала, на основе которого метафора и строилась. В этих

104