Страницы Миллбурнского клуба, 4 - Страница 107

К оглавлению

107
ближайшая подруга выговаривает ей за то, что она подвергает себя неоправданномуриску, и шутя просит Татьяну взять ее с собой:

«– Возьму вдругорядь, непременно! –произнесла Татьяна, нахохотавшись.

– Только без гвоздей, подруга. Чтобыпарни не оцарапались.

– D’accord!...– смахнула слезы смехаАпраксина.

Татьяна снова откинулась наподголовник, вздохнула:

– Ох, Глашенька, как это все же важно –давать народу своему. Как же это все-таки важно…

– Чтобы не изменил? – с похотливойусмешкой спросила Апраксина.

Глядя в расписной потолок, Татьянаподумала и ответила серьезно: – Чтобы любил».

В этом чудном эпизоде неожиданным образомобыгрывается смысл слова «давать» – оно предполагает, что добровольное действиес ее стороны должно обязательно сопровождаться насилием со стороны принимающей!Велик, воистину, и могуч...

То, что насилие у Сорокина в большей мереизощренное, связанное с необычностью поведения героев или необычнымиобстоятельствами, дополнительно подтверждается высоким коэффициентом связинасилия с Абсурдностью действий – 61%.

Мрачное отношение к России в 70% случаевсвязано с Необычностью сюжета, в 65% – с Насилиеми в 60% – с Властью. В «Падёже» все три компоненты достигают критическихзначений, в «Голубом сале» – тоже. Дилогия «День опричника» и «Сахарный Кремль»– признанный шедевр политической сатиры, в котором с некоей, я бы сказал,меланхоличностью детальнейшим образом воспроизводятся те явления, которым еще предстояло проявиться в России со всейясностью лишь в 2014 году. Это, наверно, наиболее прозрачный примерпрозорливости писателя, о чем говорить стало уже общим местом. Вот характернаяцитата из «простого читателя»: «Сорокина страшно читать, потому что сужасающей быстротой появляются в нашей жизни, казалось бы, абсурдные вещи,описанные в его книгах». В дилогии никто неревет вдруг «Прорубоно!», но дела делаются серьезные, с полным пониманием ихгосударственной важности. Там есть и Западная Стена, которую на наших глазахначинают строить прямо сейчас (август 2014); всесилие репрессивных органов;отчаянная «смелость» режиссера, который дерзает показать «жопоё*ие», несмотряна запрещенность оного цензурой, и считает именно это свободой слова;каноническая нелюбовь Государя к нецензурным словам и вообще неприличному,которая, конечно, гармонично сочетается с реальностью таким примерно образом:

«Сладко оставлять семя свое в лоне женыврага государства. Слаще, чем рубить головы самим врагам… Цветные радуги плывутперед глазами. Уступаю место Посохе. Уд его со вшитым речным жемчугом палицеИльи Муромца подобен.

... Выхожу из дома на крыльцо, сажусьна лавку. ... Выходит Посоха на крыльцо: губищи раскатаны, чуть слюна некапает, глаза осовелые, уд свой багровый, натруженный никак в ширинку незаправит. ... Из-под кафтана книжка вываливается. Поднимаю. Открываю —«Заветные сказки». Читаю зачин вступительный:

...В те стародавние времена на РусиСвятой ножей не было, посему мужики говядину х**ми разрубали.

А книжонка — зачитана до дыр,замусолена, чуть сало со страниц не капает.

— Что ж ты читаешь, охальник? — шлепаюПосоху книгой по лбу. — Батя увидит — из опричнины турнет тебя!

— Прости, Комяга, бес попутал, —бормочет Посоха.

— По ножу ходишь, дура! Это ж похабенькрамольная. За такие книжки Печатный Приказ чистили. Ты там ее подцепил?

— … У воеводы того самого в доме ипритырил. Нечистый в бок толкнул.

— Пойми, дурак, мы же охранная стая.Должны ум держать в холоде, а сердце в чистоте.

— Понимаю, понимаю… — Посохаскучающе чешет под шапкой свои чернявые волосы.

— Государь ведь слов бранных нетерпит.

— Знаю.

— А знаешь — сожги книгу похабную»(«День опричника»).

Тот же эффект, что и рассмотренный ранее, вРазделе 3: люди на полном серьезе ощущают «моральность» всего происходящего, невидя противоречий между обязательностью законного коллективного насилия инезаконностью чтения «похабной книги». Нет разницы между Словом и Делом,кроме той, которая установлена властным дискурсом, а в нем уже разницa можетбыть любой.

Бесконечно долго можно было бы рассуждать онынешней России и об отношении к ней глубоко антитоталитарного ВладимираСорокина – но я не хочу этим заниматься. Как говорил Рабинович из анекдота(когда развешивал листовки без текста), – чего писать, и так все ясно. В. Сорокин,вскрывая некие константы жизни вообще, вовсе не обязательно специфицирует их нароссийском материале, – но когда делает это, точность его диагноза, безусловно,вырастает.

Утопическое будущее почти полностью пропитано Насилием (80% – максимальныйкоэффициент в табл. 2) и тесно связано с властными категориями (60%).Это касается и мрачного президентства («Пепел»), и тоталитарной монархии(дилогия), и феодализированного сценария («Теллурия»),и Всемирного Правительства («Ю»), и «экологического рая» («Щи»).

Вот как показана заветная мечта любого властителя– искреннее почитание его народом (по сюжету, Президент Республики Теллурия – что,как всем известно, на Алтае, – Жан-Франсуа Трокар, спустившись на горных лыжахс вершины по сложному склону, скидывает лыжи и на крыльях управляемого планеравлетает в долину) :

«В долине показались крестьянскиедомики и – дымы, дымы, восходящие кверху, дымы, смысл которых был один: мы ждемтебя, мы любим тебя. Его ждали. И любили. Сотни дымов от сотен костров. Этодорогого стоило. Эти дымы были ни с чем не сравнимы – ни с овациями, ни с

107