Страницы Миллбурнского клуба, 4 - Страница 108
- Предыдущая
- 108 / 136
- Следующая
108
Крестьяне ждали его. Он леталисключительно по выходным дням и только в хорошую погоду. Живущие возле горызнали это. Еще они знали, что их президент после полета любит съесть пиалуалтайского бараньего супа кече, сваренного на костре. И сотникрестьян-скотоводов с утра смотрели из-под ладоней на небо – будет ли оноясным? А если было – кололи дрова, разводили огонь, подвешивали над костромказан с чистой горной водой, шли в овчарню, выбирали самого красивого и молодогобарашка, резали, свежевали и варили кече. И ждали своего президента. Из-занеизменного черного комбинезона и таких же крыльев его прозвали Черным Аистом.Черный Аист прилетал с Белой горы, становясь гостем на час в любой семье,принося счастье» («Теллурия»).
И в этот малоизведанный идилличный крайзанесла вездесущая лира автора «Падёжа» и прочих кошмаров; подморгнул, таксказать, некоему любителю полетать. В самом эпизоде никакого насилия нет, одналюбовь, но легко можно себе представить, что понадобилось сделать французскомуавантюристу 22 года назад, чтобы стать «Президентом» на Алтае.
Груз прошлого –несколько неуклюжее название (не нашел другого) того эффекта, что прошлое такили иначе предопределяет поступки человека в данное время, оно неискоренимо и подавляет возможности его развития.Такой эффект в сильной степени был виден для меня в семи вещах, хотя так илииначе он присутствует почти везде. Эта тема представляется мне очень важной, идаже одной из ключевых. Как видим, Груз связан на высоком уровне (60-70%)почти со всеми характеристиками табл. 2, в том числе и с Будущим (тоесть тянуть за ноги будет и дальше). Прошлое может быть «физическим» (в «Моноклоне»один очень старый человек убивает другого такого же за какие-то неразъясненныедавние лагерные дела), но куда важнее, когда оно сидит в человеке как егонеотъемлемая сущность. Вся дилогия («День опричника» и «Сахарный Кремль») –мощное и печальное «напоминание о будущем», которое есть по сути возврат вгенетическое прошлое. «Метель» буквально воспроизводит вечную матрицу русскойжизни: порыв (искренний) что-то сделать «для народа» (причина поездки доктораПлатона Ильича); простой, хороший, жалостливый Перхуша со своим маленькимилошадками; русская безнадежная метель; русская неопределенность места и времени(будущее подано как 19-й век с хайтек-инновациями 22-го ); русская (она жепочти кафкианская) недостижимость цели; жертвенность и смерть Перхуши-народа;и, наконец, настоящее будущее – спасение в форме огромного трехэтажного Китайского(табл. 1) коня. Вот эта последняядеталь – не из прошлого. Но и она – не намек ли на архетипический образспасения извне, не изнутри?
В наиболее жуткой форме, вне всякой связи снасилием, властью и проч. представлена власть прошлого как таковая в рассказе«Обелиск». Старуха мать и пожилая дочь подходят к военной могиле мужа и отцачерез много лет после его гибели:
« – Вот и ляжишь, Коленька, и ляжишь, –произнесла старушка и запричитала нараспев, – ляжишь ты, Колюшка, ляжишь ты,золотенький. А чего ж и делать-то надобно, что ж нам поделать, ничaво не поделать.И вот пришли к тaбе в гости жена твоя Гaлинa, дa доченькa твоя Мaруся, дa вотпришли-то и навестить тaбе и как ты ляжишь. А и кaк же без тaбе мы живем, a ивсе-то у нaс тижaло без тaбе... А и кaк же ты, Колюшка, дa и ляжишь-то без нaсодин ... А и все и помним мы, Колюшкa, a и все храним, золотенькaй ты нaш. А ипомним мы все, Колюшкa, a и помню я, помню, кaк учил нaс зaвету, кaк нaучил нaси зaвету-то своему. ... А и вот и доченька твоя Мaруся и все мы с ней делаем позавету твоему, все делаем как надобно, и вот святой крест клaду тaбе, a и всемы делаем как ты наказал. И вот доченька твоя Маруся и все тaбе расскажет, кaки делaет все по зaвету твоему, чтоб ты тaперичa и спaл спокойно...
Галина Тимофеевна вытерла дрожащими пальцамислезы и посмотрела нa дочь. Тa, немного помедлив, опустила сумку на гравий, сцепиларуки на животе, склонила быстро покрасневшее лицо и стaлa говорить неуверенным,запинающимся голосом:
– ...Пaпaничкa, родненький, я кaждыймесяц беру бидон твой, … который ты заповедал... И потом мы, потом кaждый рaз,когдa мaмочкa моя родная оправляться хочет, я... я ей ж**у нaд тазом обмою ипотом сосу из ж**ы по-честному, сосу и в бидон пускaю...
– А и сосет-то онa, Колюшкa,по-честному, ...и в бидон пускaет, кaк учил ты ее шестилетней! – перебилaГaлинa Тимофеевнa, трясясь и плaчa. – Онa мине сосет и сосaлa, Колюшкa, иродненький ты мой, сосaлa и будет сосaть вечно!» («Обелиск»).
Массу других отвратительных подробностей яопускаю. Это невообразимое слияние реальной трагедии и глубоких чувств,верности и преданности без границ с многолетним исполнением безумного (а может,и ошибочно понятого в свое время) «завета» абсолютно отчетливовысвечивает нечто очень глубокое в творческой манере Сорокина. Он показывает,как самые невероятные гадости могут органично сливаться с самыми высокимипереживаниями – и не ощущаться изнутри гадостями. Несмотря на физиологическуюсхожесть самого процесса (попадания экскрементов в рот) с тем, что делается в«Норме», суть здесь совершенно иная. И становится ясной одна простая вещь: дерьмои там и там взято лишь по одному признаку – это символ наиболее низкого вчеловеческой иерархии, дальше идти некуда. А Сорокину нужны именно крайности.Так что в известном смысле он «обречен» пользоваться этим продуктом. А читателиобречены преодолевать отвращение для уразумения всей идеи в целом. В частности,
- Предыдущая
- 108 / 136
- Следующая