Страницы Миллбурнского клуба, 4 - Страница 29

Поначалу нам присудили только второе местов общекомандном зачете. При этом разрыв с первым местом был мизерным. Ну и ярешил нарушить Виленовское наставление о том, что надо не качать права послеокончания игры, а надо играть хорошо. Должен сказать, что Вилен в этомотношении был очень нетерпим. Когда кто-то подходил к турнирной таблице иначинал считать всякие там варианты – например, что будет, если вот эта командавыиграет у тех-то, а эта команда проиграет, – он называл это онанизмом надтаблицей. (На самом деле, он выражался еще более грубо.) Когда я читаю где-то,что руководитель или ведущий игрок команды составляет очковый план на следующийдень – то есть подсчитывает, сколько очков надо набрать команде завтра, – я невижу в этом ничего плохого. Но тогда, давным-давно, Вилен считал всякие такиенеигровые действия онанизмом. И поэтому они у нас были не в почете.

И все-таки тогда в Ронишах я стал проверятьвсе расчеты. И я обнаружил, что в положении о турнире было сказано, что прираспределении мест используются коэффициенты Бергера, но для общекомандногозачета считается, что места были поделены. А нам для общекомандного зачетазасчитали четвертое место в «Паттоне». Я об этом сказал своим и пошелразбираться с судьями. Патя хотел было мне помочь, но Вилен не пустил егопомогать мне. «Не надо мешать Славе», – сказал он.

Я уговорил судейскую бригаду очень быстро,и первое место досталось нам. За первое место мы получили медали, а также наснаградили какими-то фантастически красивыми тортами. На них карточные мастибыли выложены малиной и черникой. Каждый член команды получил по торту среднегоразмера. И еще один громадный торт был вручен нашей команде. Естественно, мыпозвали всех к нам на чай. И справиться со всеми этими тортами было не так-топросто. Это мероприятие Вилен определил как «едьба тортов тимами».

За второе место давали ящики с пивом. Чтозаставило меня подумать, стоило ли мне качать права за первое место. Ведь народнаш командный явно предпочитал прибалтийское пиво сладким тортам. Но никто мненикаких претензий не высказал. Вернее, конечно, все высказались по этомуповоду. Но упрекали меня только в шутку.

* * *

Хочется сказать еще несколько слов оГенрихе Грановском. В то время, когда мы играли с ним в Ронишах, мы не былиблизкими друзьями. Мы сблизились с ним много лет спустя, где-то в серединевосьмидесятых. Тогда он мог уже зайти к нам не Преображенку просто так, когдане было никаких игр.

Генрих преподавал математику в Московскоминженерно-строительном институте. Он был профессиональным репетитором.Зарабатывал на репетиторстве неплохие деньги. Как-то он сказал мне, что егокто-то там часто спрашивает, откуда у него деньги. И поначалу его такие вопросыраздражали. Но в какой-то момент он придумал, как будет на такие вопросыотвечать. И теперь он говорит, что, мол, знаком с одной очень пожилой балериной,которая его просто обожает. И вот она-то и содержит его. При этом он сообщалнекоторые интимные подробности: его балерина любит дарить Генриху всякиедорогие безделушки и часто говорит ему: «Пошелуй меня, шиночек».

Генрих занимался с Анькой математикой,категорически отказываясь брать за это деньги. И я смог убедиться в том, чторепетитором он был классным. Сам он, кстати, был не очень высокого мнения отом, что делает. Он мне как-то сказал, что есть люди, которые что-то умеютделать, например вот ты (это он сказал про меня). А есть люди, которые саминичего не умеют делать, например я (а это он сказал про себя), и они могуттолько учить других. По всей видимости, излишняя самокритичность Генриха былаприсуща ему не только в бридже, но и вообще в жизненных ситуациях.

Генрих никак не мог сам для себя ответитьна вопрос, почему в стране, где мы жили, бридж был запрещен, а, скажем, шахматыи домино не были запрещены. И у него возникла такая идея – а что, если играть вбридж, но на костяшках домино? И он изготовил из домино аналоги карт. Деталейэтого изготовления я не знаю, никогда я этого домино не видел, но знаю, что онобыло изготовлено, и пробная игра в Парке культуры и отдыха состоялась. Генрихсказал мне, что назовет эту игру «математическим домино». Я предложил назвать ее«математическим универсальным домино» (сокращенно – МУДО). Но Генрих этоназвание не принял.

«Математическое домино» Генриха Грановскогоне пошло широко. Но идея была неплохой.

Внешне Генрих чем-то напоминал Горбачева. Иему часто об этом говорили. Однажды он пришел на Преображенку необычайно злой.Ему опять кто-то в автобусе сказал, что он похож на Горбачева. И он меня сталспрашивать, что это все значит.

– Я прросто не понимаю! Рразве у меняшейные позвонки такие же, как у всех этих подонков?!

И он решил отрастить бороду.

Он отрастил бороду, и разговоры о том, чтоон похож на Горбачева, прекратились. Но вот он как-то опять пришел наПреображенку. И был в какой-то непонятной задумчивости. Я спросил его, в чемдело. И он мне рассказал, что ехал только что в метро. К нему подошла какая-топожилая женщина и сказала: «Вы знаете, извините…» И Генрих спросил у нее: а вчем, мол, дело. И женщина продолжила: «…извините, но вот если вам сбритьбороду, вы будете вылитый Горбачев!»

В конце восьмидесятых дела Грановского шлиуже не так хорошо. Образование было не в моде. И мало кто хотел наниматьрепетитора своим детям. Хуже стало у Генриха и со здоровьем. Он перенеснесколько инфарктов. В какой-то момент он попал в больницу. В это время ядолжен был ехать на пасеку. Но все-таки успел заехать к Генриху. По каким-топричинам меня к нему не пустили. (В советских больницах, если помните, любили