Как-то Слава устроил мне экскурсию по ООН.Мне это было очень интересно. Мог ли я когда-то предположить, что побываю там?!Я сидел в зале Совета Безопасности и думал: неужели это вот тут когда-то давноФедоренко кричал: «Танки идут на Дамаск!». А я слушал это в июне 67-го сквозьнепрерывный шум глушилки, припав ухом к моей «Спидоле», модернизированнойнародными умельцами для приема коротких волн.
Начиная с 1997 года я передвинулся на 200ярдов ближе к Славе и стал работать в здании Bear Strearns на 46-й, между Парк Авеню и Лексингтон Авеню. Это был голландский банк“Rabobank”. До того, как я стал работать там, ямного раз слышал, что если ты играешь в бридж, то это является определеннымплюсом при поступлении в финансовые компании. Но на себе я такого никогда неощущал. И единственный раз, когда я это ощутил, произошло в 97-м, когда япытался перейти из Чейза в Рабобанк. Когда я прошел там успешно несколькоинтервью, меня позвал на разговор глава Нью-Йоркского отделения ReinierMesritz, который также был и первым человеком в Рабобанке по СевернойАмерике. Рабобанк принадлежал к крупнейшим банкам мира. И позиция первогочеловека в Нью-Йоркском отделении и в Северной Америке была достаточно высокой.Но держался Reinier очень просто (что, кстати, довольно обычное дело вфинансовом мире). Первый же вопрос, который он мне задал после того, как мыпоздоровались, был о том, играю ли я в бридж. После этого мы почти все времяговорили о бридже. И когда прощались, решили, что обязательно поиграемкак-нибудь в паре в одном из ближайших клубов. Возможно, меня взяли бы вРабобанк, даже если бы разговор о бридже не зашел в процессе интервью. Но сбриджем все произошло гораздо быстрее. Уже на следующий день мне позвонили избанка, сказали, что меня приглашают на работу, и просили зайти и обсудитьфинансовую основу их предложения.
* * *
Слава оказался неправ в своихпредположениях, что он больше не будет приглашен в наш Миллбурнский дом. Онстал желанным нашим гостем.
Слава Демин остался верен себе. Как-то,когда он был у нас с Наташей в гостях, я нарезал соленую лососину. И когда он увидел,как я ее режу (а нарезал я ее как-то очень уж по-простому), он тут жезатребовал филейный нож и стал сам нарезать, красиво, под углом, и всеприговаривал, что, мол, бывают же люди, которые лососину нарезать не могутпо-человечески. И тут я вспомнил, как он ругал меня в вагоне поезда за быстроепоглощение пищи. И мне опять стало стыдно.
В первый раз, когда мы со Славой собралисьпоиграть в бридж в клубе, мы договорились встретиться на углу 46-й улицы иЛексингтон Авеню. А оттуда должны были пойти пешком до 58-й улицы в клуб “Honors”. Я подходил к месту встречи вовремя. Ну, то есть я увидел Славу,стоящего на углу, как раз в то время, когда мы договорились встретиться. Аподошел я к нему еще через полминуты. Слава пришел (естественно!) на несколькоминут раньше. Когда я подошел, он сказал мне угрюмо, что отныне (раз яопаздываю) мы будем встречаться прямо в клубе. Тогда я понял, что мне лучшеприходить к месту нашей встречи тоже на пару минут раньше.
Еще Слава Демин неодобрительно относился ктому, что я иногда задумывался над какой-то бриджевой ситуацией за столом. Делов том, что Слава очень организованный человек. Мысль, что какой-то заведенныйпорядок может быть нарушен, приводит его в состояние дискомфорта. И хотя я несогласен со Славой в том, что я долго думаю (хотя бы потому, что за всю моюбриджевую жизнь меня ни разу не оштрафовали за просрочку времени), но то, чтоСлава является таким организованным человеком, мне очень импонирует. И ястараюсь взять все хорошее от него. Я уже от него многое перенял. Я стараюсьприходить к месту встречи на пару минут раньше назначенного срока. Я нарезаюсоленую лососину красиво, под углом. И на следующее десятилетие я планируюначать есть медленнее. И единственное, что мне хотелось бы оставить своего всебе, – хотя бы иногда, в сложных ситуациях, подумать немного за бриджевымстолом.
После того как Слава Демин переехал вНью-Йорк в 96-м, мы стали поигрывать с ним в клубах Манхэттена. Тяжелоенаследие Володи Флейшгаккера все еще давало о себе знать. И игроки, и судьиотносились к нам очень придирчиво. Эта придирчивость порой превосходиладопустимые пределы. Так, наше открытие 1 трефа (по Березке) вызывало частосопротивление у противников. Они вызывали директора, чтобы выяснить, являетсяли это открытие легальным. Директор, естественно, объяснял нашим противникам,что это открытие вполне легально. Но однажды директор (по имени Соломон), послетого, как его вызвали по поводу открытия 1 трефа, сказал нам, что он недоволентем, что за наш стол директора вызывают очень часто. Это было уж слишком! И мнепришлось поговорить с ним довольно жестко.
В 98-м мы со Славой Деминым играли в двухрегиональных турнирах (в Атланте и Гатлинбурге) и одном национальном турнире (вОрландо). Начали мы с турнира в Атланте. Там жил Миша Стрижевский. Это онпозвал нас на турнир, любезно пригласил остановиться у него дома и организовалкоманду из четырех человек. Первый же командный турнир мы выиграли. Потом мыиграли еще в командных турнирах с Мишей и его партнером, но первых мест уже незанимали. И все остальные первые места были заработаны нами со Славой в парныхтурнирах.
Мы все еще ощущали некоторое давление нанас со стороны судей. Как-то на национальном турнире в Орландо (где в тот годсобралось около шести тысяч участников) я спросил противника, что означаетзаявка его партнера. Он ответил, что они играют по стандартной американскойсистеме. Я сказал, что плохо знаю стандартную американскую систему, и попросил