Страницы Миллбурнского клуба, 4 - Страница 45

Б а с. Есть что-тосимволическое и поучительное в эпизоде, случившемся в 1971 году, когда Бартоныотдыхали в своем доме в Мексике. Они отправились посмотреть выступлениезаезжего цирка. Номера сменялись, и в какой-то момент настала очередь метателяножей. В нескольких метрах перед ним был установлен деревянный щит, спиной ккоторому стояла девушка, раскинув руки, как на кресте. Циркач бросал в нее тяжелыекинжалы, и они с громким стуком вонзались в дерево в нескольких сантиметрах отее макушки, щеки, шеи, плеча, ребер. Выступавшим похлопали, потом ведущийчто-то сказал в микрофон по-испански. Все повернулись в сторону Бартонов.Ричард подумал, что их просто приветствуют, и собирался встать. Вдруг он сужасом увидел, что Элизабет поднимается с места, спускается на сцену и занимаетместо девушки у щита.

Т е н о р. Вего дневнике это описано так: «К тому моменту, когда я дошел до арены, первыйнож вонзился в дерево в двух дюймах от ее левого уха. Потом – от правого. Глядяперед собой широко открытыми глазами и улыбаясь, Элизабет прошептала: “Ричард,только молчи, не нервируй его...” Я подчинился. Жена Лота могла бы поучиться уменя неподвижности. Через минуту все было кончено. Раздались аплодисменты, какна бое быков. Я пожал руку циркачу и собирался вести героиню обратно к нашимместам и шампанскому. Но не тут-то было. Под рев толпы меня поставили боком кщиту, дали в каждую руку по надутому шарику и один засунули в рот. Я выгляделполным идиотом. Шарики лопнули один за другим, пронзенные ножами. Дома, вместонеподвижности жены Лота, я изображал пляску Святого Витта, пока мне не налилистакан водки... “Я думаю, мы оба обезумели”, – сказала Элизабет».

Б а с. Полагаю, еслибы среди зрителей оказался Хемингуэй, он тоже поспешил бы занять место у щита.Видимо, есть люди, способные опьяняться опасностью. Или они пытаются что-тодоказать своими отчаянными выходками – себе, окружающим, друг другу. Ведь исловесные дуэли Бартонов только на поверхности были бескровными. После каждойиз них кровью истекало живое существо – их любовь.

Т е н о р. Водном из прощальных писем к Элизабет Ричард бунтует против самого понятия«любовь»: «Для меня оказалось слишком трудным выстраивать всю свою жизнь насуществовании другого человека. Не менее трудным, при моей врожденнойсамоуверенности, оказалось уверовать в идею любви. Нет такой вещи насвете, говорю я себе. Конечно, есть похоть, есть корыстное использованиедругого, и ревность, и томление, и затраченные усилия, но нет этой идиотскойвещи – любовь. Кто выдумал эту концепцию? Я изломал мой растрепанныймозг, но ответа так и не нашел».

Б а с. Друзья, обсуждавшиепричины разрыва Бартонов, раскололись на две группы. Те, кто стал на сторонуЭлизабет, считали, что всему виной было пьянство Ричарда. Пьяный Бартонпревращался в другого человека, в Джорджа из фильма «Кто боится ВирджинииВулф», в то время как Элизабет уже перестала быть Мартой. Его друзья, имевшиевозможность наблюдать обоих, говорили, что поведение Элизабет делалось хуже скаждым годом. Она постоянно наседала на мужа с требованиями, чтобы он принялучастие в решении реальных и выдуманных проблем: с детьми, с собаками, сврачами, с финансами, с выбором ролей. К тому же постоянное ожидание подарков изнаков внимания. И бесконечные опоздания на деловые встречи и репетиции. Прибавьтек этому сварливые окрики «Ричард! Ричард!», когда ему случалось заговорить сновой знакомой на съемочной площадке. Некоторым казалось, что даже еебесконечные болезни происходили из подсознательной потребности привлекать еговнимание, привязывать, превращать в послушную сиделку.

Т е н о р. РоманАнтония и Клеопатры на экране был как бы репетицией, стартовой площадкой романаРичарда Бартона и Элизабет Тэйлор в жизни. Десять лет спустя они получиливозможность отрепетировать свое расставание, снявшись вместе в фильме «Егоразвод – ее развод». Распад семьи был дан в этой картине сначала глазами мужа, аво второй части – глазами жены. Оба приняли участие в съемках без большогожелания, вели себя на площадке соответственно, и это сказалось на результате.Рецензии на фильм были убийственными. Журнал «Тайм» объявил его «громким сдвоеннымкрушением», «Голливудский репортер» – «скучным, занудным исследованиемразваливающегося союза двух мелковатых персонажей». Даже «Варьете»,обычно доброжелательное к Бартону, писало, что от просмотра фильма «зрительможет получить столько же радости, сколько от присутствия на вскрытии трупа».

Б а с. Наконец, летом1973 года Элизабет Тэйлор сделала заявление для прессы, объявив о решениисупругов пожить врозь: «Я убеждена, что нам с Ричардом пойдет на пользурасстаться на время. Может быть, мы слишком любили друг друга. Каждый находилсяпод непрерывным взглядом другого, и это привело к временному обрывувзаимопонимания. Всем сердцем верю, что расставание в конечном итоге вернет настуда, где нам следует быть, – то есть соединит нас опять. Если кому-то покажется,что в происходящем какую-то роль играют порывы сладострастия, это будетозначать, что он судит по себе... Пожелайте нам удачи в это трудное для насвремя. Молитесь о нас».

Т е н о р. ЭлизабетТэйлор не только была по-женски влюблена в Ричарда Бартона. Она находила в немопору для личного и профессионального самоуважения, потому что он умел заблистательной внешностью и судьбой видеть и ценить в ней по-настоящемуартистичную натуру. В одном письме к ней он писал: «Никогда не забывай о своихредких достоинствах. Не забывай, что под грубоватой словесной пленкой в тебе