Страницы Миллбурнского клуба, 4 - Страница 54

когда по толпе прошло какое-то движение. «Раз, два – взяли!» – небольшаякрепкая виселица, сработанная как по заказу, уверенно встала в самом центрепомоста, равно видная отовсюду – даже с самого дальнего края широкой площади.Снова забили барабаны. Усердный глашатай опять попытался прокричать приговор.«За предерзостное… смертоубийство… злостный разбой… богохульное деяние… И сверхтого, поношение и оскорбление… Смертною казнью…» Солдаты подтолкнулиобреченных. Мальчик пошел сам, а калеку пришлось подколоть штыком, в этот разуже по-настоящему. Он рванулся в сторону, но не тут-то было – в рукахначальника караула оказалась хорошо заметная на фоне близившегося закатаверевка, и одноногий, едва не падая, странными скачками двинулся за ним. Взойдяна плаху, он, кажется, смирился со своей участью и не протестовал, когда емунадевали на шею петлю. И вдруг взвыл, взвился звериной прытью, заорал на всюплощадь что-то ужасное, непонятное, и захлебнулся, когда расторопный ефрейторумело засадил ему прикладом в самую оконечность тулова.

Мальчик стоял на скамье, вытянувшись как пострунке; он с готовностью продел шею в веревку и поцеловал поднесенный крест.Толпа его, видимо, жалела, да и пребывала в более добром настроении, не то чтоутром, когда радостно приветствовала объявление о казни, которую заслужили всепойманные и изобличенные бунтовщики. «Ах, – раздавалось то и дело, – каков,скажи, жребий. Не по правде, ребята, ему помирать, не за свои грехи». Тутизнывавший от боли калека оступился и, по-обезьяньи дернув ногой, повалил набоксмертную скамью. Палачи посмотрели на офицера-распорядителя – он недовольномахнул рукой, тогда они ловко скакнули, схватили приступку и окончательноотволокли ее в сторону. Одноногий тяжело обвис в петле, только плечи слегкадрогнули и расправились, чтобы сразу опуститься и застыть. В противоположностьему, юноша схватился за шею и стал изо всех сил раздирать затянувшуюся на нейверевку. Ноги его дергались во все стороны, задирались, из-под штанин обильнопотекла жидкость. «Ай, срам!» – внятно сказал кто-то из глубины толпы. Ни одиниз зрителей не двинулся с места. Площадь окоченела и внимательно наблюдала задейством. Казалось, никто не решался громко дышать или, тем более, сплюнутьналипшую на губах шелуху.

Калека не доставил зрителям никакогоудовольствия – скончался мгновенно, почти без агонии. Мальчик же мучился неменьше десяти минут: подтягивался на веревке, срывался, корчился, хрипел, глазаего выкатывались, тело выгибалось. Офицер отвернулся и, постукивая ножнами посапогу, ходил по краю помоста, иногда поглядывая на солнце. Палачи смотрели наумирающего юношу с видимым интересом.

Наконец он сорвался в последний раз и началзатихать. Еще несколько подергиваний, потом у него крупно задрожали пальцы наобеих руках, и все кончилось. Палачи тут же вскочили на козлы и начали сниматьтрупы с веревок. Снова грянули барабаны, и помилованных преступников повлекли вострог. Одни могли идти сами, другим повезло меньше.

Толпа стала понемногу расходиться – многиезнали, что ввечеру на торговой площади, той самой, что на полдороге к южнойзаставе, накроют столы и выкатят бочки. Оставаться без угощения никто не хотел.Дарового дадут, и вволю, только успеть надо и зевать не след. Оттого сам собоюприбавлялся шаг, сбивались в кучки старинные знакомцы, а то и шапочные –локтями сцепимся, плечи сдвинем и своего не упустим. Вместе толкатьсясподручнее, а то ведь и затоптать могут. Да и оголодал народ за последниемесяцы-то, тут надобно глядеть в оба.

Казалось, за версту разносится запах снеди,дышит по ветру, выбив затычки, сладкая брага. Кто-то утверждал, что будут дажемедяки кидать горстями честному народу христианскому, по всем четырем углам,прямо из мешков казначейских, в размах пышным веером. Ему не верили, иправильно делали. Не сподобное нынче время и не гораздо важная оказия. Наш братне дурак, знает, что такое лишь по большим праздникам бывает или после громкихпобед батальных над злохитрым супостатом. Так что ври, ври, пёсья башка, да незавирайся.

Повесть первая

Несколько неровных холмов

на самом берегу полноводной реки

Я отношусь к тем редким счастливцам,которые могли воочию узреть удивительные и грозные события, что в минувшиедесятилетия настигли самый окоём Европы, ее плавный, уходящий за горизонт иникем не преодоленный край. Ледяная пустыня – отнюдь, terra incognita –тоже неверно. Россия бездонна, но это не значит, что ее нельзя познать. Я тамбыл, я там жил, я готов свидетельствовать.

Впервые я повстречался с русскими болеетридцати лет назад и после этого провел в их стране не один десяток весен.Поэтому имею право сказать: нет нации, о которой бы обитатели просвещенныхстран были так плохо осведомлены. Оправданием этому может служить лишь то, чторусские тоже еще себя не знают – они едва двинулись по дороге самопознания,только начали узнавать мир и определять свое место в нем. Так и тянет сравнитьих с народами, судьба которых нам хорошо известна, прикинуть, сколь долгий путьпредстоит не вышедшей из отрочества северной империи и сколь сложный. Ноудержусь: вспомню сегодняшний день и признаю, что любые пророчества тщетны.Неужели зритель может снисходительно вложить реплики в уста актеров еще ненаписанной пьесы? И всего лишь вчера разве ведали мы, упоенные гордыней,просвещенные и умудренные, что за напасть придет на наши собственные земли?

Найдется совсем немного европейцев, тем болеемоих соотечественников, знающих Россию столь близко, как я, не побоюсь избитого