Страницы Миллбурнского клуба, 4 - Страница 57

вбегал в залу, то хлопал дверьми, сославшись на срочные дела, громковыговаривал единственной служанке и беспрестанно негодовал на постояннуюзадержку жалованья. Был очень доволен моему уходу и на прощание радушнопритянул меня к своей груди. Надо сказать, что отец предупреждал меня о чем-топодобном, но, будучи чрезмерно поглощен собой и своими страсбургскими делами, яне слишком хорошо расслышал его трезвые намеки.

Ну что ж – разве мало в Париже убогихмансард? Я быстро нашел жилье и вскорости перестал бояться узких и склизкихлестниц с траченными перилами. Средств у меня было с гулькин нос, и поначалу ястарался соблюсти разумность в тратах. Да и этим скудным пенсионом я был обязанвеликодушию моего батюшки, хотя мое вынужденное бегство (и тем более, егопричина) не могло его обрадовать. Я же, чувствуя себя виноватым, обещал тратитьсию небольшую сумму со сколь возможно великой экономией и поклялся найти способпродолжить образование, в которое уже вложено столько сил.

О дальнейшем вы можете догадаться. Всеслучилось точь-в-точь в соответствии с описаниями назидательных романистов. Ктому же я, легкомысленно откладывая все дела на завтра и послезавтра,непременно ожидал добрых известий о том, не улеглось ли совсем некое пустяковоедело, из-за которого я много часов ехал в почтовой карете, плотно надвинувшляпу на лицо и даже утратив с перепугу свойственный молодости аппетит. Ноникаких новостей не было – и это меня полностью деморализовало. Учиться ябросил, даже не начав, деньги постепенно прожил, а отца больше года кормилпылкими обещаниями и умеренно лживыми письмами. Наконец, разозленный моими увертками,он потребовал доказательств моего возвращения к медицинским штудиям, а до тойпоры прекратил высылку и без того скромного пособия. К сестре же я за все времяпребывания в столице сподобился зайти раз или два – поздравить с церковнымипраздниками, но и этого хватило, чтобы отбить у меня даже малейшую мысль искатьв той стороне какого-либо вспомоществования.

Самое грустное – мне совершенно нечеговспомнить о тех унылых днях. Мое безделье было во всех отношениях бесплодно, изнего даже нельзя извлечь никакого урока. Я не кутил и не развратничал, неворовал и не побирался. Я вел скудную и неинтересную жизнь, бесцельно бродя поскользким от мусора улицам от тусклого рассвета до мерзлого заката, не зная,куда податься и какое найти применение своим способностям, к тому же мне на тотмомент вовсе неизвестным. И вот деньги кончились, а зарабатывать их я не умел.Оставалось покориться и привести реальность в соответствие с собственным ивесьма продолжительным враньем. Со дня на день мне должны были отказать откаморки в три шага длиной – и что потом?

В отчаянии от накативших цепей несвободы яс трудом привел платье в порядок, и, по-прежнему ненавидя весь белый свет,поплелся в Сорбонну, искренне желая, чтобы мне сразу дали от ворот поворот.Зачем, спросите вы, – неужели у меня был припасен еще какой-нибудь выход? Нет,но я все равно сопротивлялся, не знаю уж кому. Тогда для чего вообще идти? Еслижелать – а в силу отсутствия должной подготовки еще и ожидать – провала, то нелучше ли воздержаться от неизбежного позора? И выдумать душещипательнуюисторию, посыпать голову пеплом, нарисовать в письме отцу достоверные портретыистинных виновников несчастья: злобного профессора в облаках перхоти, либо, нахудой конец, въедливого крючкотвора-ассистента с изъеденными кислотой ногтями?

Однако для решительного отчета родителютребовались подробности и правдоподобные мелочи, выдумать которые я, поотсутствию опыта и таланта, был не в состоянии. Да, даже в юности я весьмареалистично смотрел на свои дарования. Поэтому вам не встретить на этихстраницах откровенную исповедь блудного сына или запоздало раскаявшегосявертопраха. Вдобавок, я пообещал себе – и сумел сдержать слово, – что в этотраз не опущусь до прямой лжи. Она бы и не помогла – рассерженный моимповедением, отец мог навести справки, прислать запрос в университет, да мало личто? Поэтому я приготовился пройти через все унизительные инстанции и выслушатьмногочисленные аргументы «против», дабы потом скрупулезно расцветить имигрядущую эпистолу в родные пенаты. Несмотря нато, что многое случилось в соответствии с моими ожиданиями, в главном меняподстерегал крутой поворот судьбы.

С самого начала все пошло понепредвиденному руслу. Меня не пытались подвергнуть перекрестному допросу,тщательно проверить скудные познания неизвестно откуда взявшегося самозванца –наоборот, каждый мой ответ просто принимался к сведению, как вполне адекватный,и тут же заносился в некий формуляр. Будучи этим крайне удивлен, я понескольким обрывочным замечаниям постепенно уяснил причину столь мягкогообращения к соискателям медицинской степени. Невероятно, но в последние годы повсему королевству набралось совсем немного желающих корпеть над микстурами,разделывать трупы и заглядывать в рот покрытым розовой сыпью и бредящим отлихорадки пациентам. Версальские же указы то и дело требовали врачей: в колониии армию, порты и пограничные заставы. Как я теперь понимаю, обсуждать былонечего, только подчиняться. Лекари нужны – значит, лекари будут. Испечем,повернем два раза с боку на бок, вручим диплом – и ногой под зад. Иди, исцеляй страждущихкак умеешь. Может, повезет: выживешь, загубишь не слишком многих и даже деньжатзаработаешь.

Одновременно считалось, что охрана здоровьякоролевских подданных – материя важная и требующая неукоснительного исполнения.Поэтому всевозможные ордонансы следовали один за другим, только успевай