Страницы Миллбурнского клуба, 4 - Страница 60

мне пока не советует. И вот – такой зловещий поворот! Я клял себя, что такдолго тянул с поступлением в университет и что позволил своим делам прийти втакой упадок. Ведь, возможно, проведи я эти месяцы среди студентов, у меня быуже были заступники в Париже, а сейчас… Тут я сразу вспомнил дипломатическоговрачевателя и, поразмыслив, рассудил, что у меня нет другого выхода, кроме какпринять его предложение. Подходя к указанному мне давеча дому, я окончательноубедил себя, что в нашей сегодняшней встрече был перст судьбы, и, страшасьузнать, что место может быть занято, сначала ускорил шаг, а потом побежал,несколько раз споткнувшись и с головы до ног измазавшись в нечистотах.

Я подошел к запертым воротам глубокойночью, но за ними слышался шум – там не спали. По-видимому, сборы в далекийпуть требовали немалых усилий. Я постучал в круглый щит подвешенным на столбемолотком, и скоро в железном окошке появился свет факела, а затем чье-тосмутное лицо, которое обрушило на меня потоки всевозможной ругани. Я униженноэто перетерпел и попытался назвать свое имя. Открывать мне не хотели, тогда я,против своей воли малодушно изгибая поясницу, подробно объяснил, в чем дело.Окошко в воротах с лязгом захлопнулось, и я услышал тяжелую поступь удалявшихсяшагов. Я стоял на пустой улице, изгнанный отовсюду, без кола и двора,преступник на грани приговора, и молился, чтобы мне сопутствовала удача. Прошлацелая вечность, прежде чем я услышал скрип открывающегося засова. Меня впустилии в мерцании коптящего светильника указали на мешок прелой соломы: «Завтрахозяин с тобой разберется».

Но завтра до меня никому не было дела.Несколько слуг беспрестанно сновали взад и вперед, забивая разным скарбомстоявшую посреди тесного двора карету почтового образца, и ни один из них нежелал отвечать на мои вопросы. Впрочем, когда им вынесли еду, то одна порцияоказалась уготована на мою долю, и я с жадностью на нее набросился. Затем мне,в числе многих, приказали вынести какой-то необыкновенно тяжелый сундук, потомиз дома поступило еще одно распоряжение, требовавшее совместных усилий, и ещеодно. Вскоре я оказался включен в общую работу и воспринял это с неожиданнымоблегчением. Когда ближе к вечеру хозяин наконец-то вышел во двор, то я был ужесовсем запарен и почти забыл о начальной цели своего прихода.

«А, молодой человек, – обронил он, проходяу меня за спиной, я же при этом не мог повернуться к нему, ибо толкал снизуобширную корзину, должную быть водруженной на крышу кареты. – Мне сказали, чтовы согласились к нам присоединиться. Рад, очень рад. Надеюсь, что перемена ввашем расположении произошла от полезных размышлений, а не от внезапновозникших неблагоприятных обстоятельств. Domina omnium et regina ratio,не правда ли? Работайте хорошо, и вы не раскаетесь в своем выборе». Япорадовался, что он ни в коей мере не нуждался в продолжении беседы и,постукивая тросточкой по булыжникам, прошел куда-то дальше – наверно, отдаватьсамые последние визиты. Ночью мы покинули Париж.

Вот так я был нанят в штат французскогопосольства, которое под охраной целого взвода драгун – при виде их формы,начищенного оружия и знаков государственной власти у меня отчего-то опятьзащемило сердце – отправилось в Вену с деликатной и чрезвычайно важной миссией.Цель ее была неизвестна никому, кроме моего нового хозяина, что, конечно, немешало его слугам судачить о ней вполголоса чуть ли не каждый вечер (впрочем,только после того как лошади были распряжены и накормлены). Уже в дороге яузнал, что в случае необходимости наш путь будет лежать много дальше, совсем накрай цивилизованного мира – в Петербург.

Тогда, если помните, разгоралась война,объединившая недавних злейших врагов – нашего короля и австрийского императора,точнее, императрицу, особу во всех отношениях достойнейшую и любимую своимнародом. Третьей в этом союзе была императрица русская, дочь великого Петра.Означенная монархиня, статная, красивая женщина, к старости стала все большевремени уделять высокой политике – занятию, за редчайшими исключениями, лицам еепола вовсе по природе не свойственному. В конце концов, эта правительницаоказалась настолько поглощена государственными заботами, что стала преждевременнонедомогать и умерла в возрасте, который, например для многих мужчин сходногоположения, является цветущим. Мне довелось увидеть ее, пусть мельком, поэтому язнаю, о чем веду речь. Ведь правду говорят, что перед самой смертью на челе учеловека проступает вся его жизнь. Сие верно и в отношении царей, может бытьдаже больше, чем кого-либо еще. Подождите, в свое время я скажу об этом совсеми печальными подробностями.

Кстати, из тогдашних коронованных особ яудостоился лицезреть только повелительницу России. Но можно ли былорассчитывать на большее? Понятно, что к свите нашего короля или цесарскойфамилии меня бы не подпустили на пушечный выстрел – я не вышел ни чином, нипроисхождением, ни даже внешностью, которая у меня обыкновенней обыкновенного.Вы, наверно, удивлены, что я об этом упоминаю – не глупец ли? Однако в Россиивсе обстоит не совсем так, особенно в столице, которая, правду сказать, заметноотличается от остальной страны.

Там никто не пребывает в благостном,обыкновенном европейском покое, плотно погруженный в привычное место, зная,чего ожидать завтра и послезавтра и в следующем месяце, и так до гробовойдоски. Любой сколько-нибудь стоящий российский житель обязательно мечется междудворцами и тюрьмами, мертвецкими и банкетными залами. И я тоже вкусил от этогогорько-сладкого блюда, приправленного силами превыше человеческих. Потому