Страницы Миллбурнского клуба, 4 - Страница 66

Ай какие думы в голове у тебя, Василий,какие, можно сказать, задушевные мысли! Мало не покажется. Дай-ка лучше себе порукам, а то и пальцы прищеми, да побольнее, чтобы место свое знали, не лазиликуда ни попадя. Опасное, очень опасное дело в наше время – дневник вести. Ненадо, не надо следов оставлять – такие сочинения до добра не доводят. Даже,скорее, подводят, то есть подведут. За милую душу, подведут, а потом подтащат иеще дадут. Хм, каламбур получился, штука французская. Так о чем я? Да, однабеда с писаниной этой – выкрадут, подсмотрят, донесут. Свои же собственныедрузья-товарищи, между прочим, собутыльники ласковые да приметливые.

Однако вот как же записи сотрудниковПреобразователя – небось, не по памяти составлены? Значит, не тряслись бумагумарать соколы-то старинные. Или тряслись и всё равно марали? И что же – теперьоные труды повсеместно вышли в печать, даже наперегонки, и к чтению высочайшедозволены. А великий-то государь был крутенек, не чета дочери, многая ей лета.Нашел бы какие потайные листки – раз, и на дыбу. Доказывай потом свывороченными руками, что не было у тебя никаких умыслов да замыслов.

Ноне-то не так. Милейшая, можно сказать,эпоха стоит на дворе. Не феврали, а сплошные июни да майи, нежный ветерок дасолнышко душистое. А тогда все тряслись, как бы не оплошать, не разгневатьотца-то отечества делом глупым или недеянием леностным. К концу жизни он уж ине разбирал – кто прав, кто виноват: раздавал всем по полной. Только трескстоял да стружка дымилась. Нашкодили – получайте: хрясть и в масть. Нецеремонился, одним словом. Ну и верно, с нашим народом только таким макаром иможно борщ варить. Суровость потребна изрядная да и кнут кой-когда надобен, да.Правильно, народ, он туп, ни к чему не ревнив, и без ремня вострого пребывает вболотной косности и емелиной дури. Не запряги его шкипер наш в три узды, непришпорь безжалостно до пены буйной да кровищи изрядной – и посейчас гордыйросс на печи бы лежал, лапу грыз с голодухи. И мы бы жили-маялись в грязивязкой, бедности нескладной и великом незнании о всяких высоких материях.Никаких тебе политесов, короткополых камзолов, усадеб с полтыщей вечноотданныхкрепостных и балов императрицыных, на которых страсть сколько бывает дам сголыми шеями, и некоторые премиленькие.

Так что нечего бояться, Василий Гаврилович,хочется – пиши. С оглядкой, да с присказкой. Не для печатания, конечно. Лишнегобумаге не доверяй, а тишком додумывай. Оторви от бумаги перо, договори про себямысль долгую – так, и вслух не сказав, все запомнишь и никого не обидишь. Ктому ж время нынче поспокойнее будет – кому о нем интерес случится средиближнего и дальнего потомства? Сомнительно это. Поскольку эпоха наша очень дажеобыкновенная. Как при царе Горохе – благодать и тишь. Не то у отцов – полмирапрошли, какую державу сокрушили! Мы против них – что лягушки встревоженные. Нозачем тогда бумагу портить? А хотя бы так, сыновьям да внукам для вразумления, потомствуот прародителя на добрую память. И мудро, в подражание самому царю Соломону, ибогоугодно. Господь, он мудрость любит, привечает, в Писании об этом не разсказано. А можно и по-другому обернуть: труд этот невидный самому на пользуидет. Иной раз как перечтешь и кое-что припомнишь, заскребешь черепушку-то, даи поступишь по-незнаемому, на новый лад. Из сего же прямым путем заключается,что бумагомарание – вовсе не блажь, а есть мысль совершающаяся, перетекающая вмысль запечатленную. Посему любой писатель – не бездельник, а человек думающий.И даже как пером карябать бросает, то мыслить перестает не всегда.

Значится, приступим, помолясь. Что у нассегодня? Получены известия от армии, находящейся во владениях прусского короля,и не просто по дальнему ободу, а во самой их, так сказать, глубине. Новостисамые благоприятные. Пишут: солдаты бодры, офицеры исправны, генералы, какводится, мудры и проницают замыслы неприятеля в малейших подробностях. Здесь,правда, надобна пауза и краткий отскок в сторону. И перо ненадолго отложим, какуговаривались.

Между нами, в столице давно пониматьперестали, зачем эта война и к чему. Которое лето маемся. Конечно, открытоникто не скажет, даже промежду своих, а вот по фразам да отдельным словам,взглядам да косым намекам – очевидно, как на духу: ни один не знает, не ведает,не разумеет и разуметь отказывается. Скажете, высшие государственныесоображения, многосоставные да тайные, не всякому сподручны? Возможно, споритьне буду, воля ваша. Только ежели соображения такие высокие, что никому невместительны, даже тем, кто вовсе не из последних болтунов будет и огосударстве родном не первый год печется, то возникают известные сомнения: дасуществуют ли вообще те соображения, в чем они могут содержаться и нет ли тут,скорее, нашей обычной глупости? Кою великий царь, к самому сердечномусожалению, целиком в российской стороне извести не сумел.

Вот начнем запросто, без экивоков, но и безлукавства. Генералы у нас, прости Господи, ни к черту. Про мудрость лучше бы неначинали, тут – как шаром покати. Бравости много, особливо на плацу, апоковыряй, так сплошная гниль. Правда, откуда ж им взяться, проницательнымраспознавателям прусских замыслов? Столько лет воевали только с ближними иизвестными соседями. Сперва с салтаном – и того графа Миниха давно уже в вечнуюссылку отправили. А он хотя бы команды знал и правила походные да красиво рукойуказывал с коня в яблоках – все не так мало, особо в сравнении если. Народуположил немало, но зато славу России принес, а солдат-то у нас, чай, хватает,не оскудеем. И помощников его всех тоже – кого повыгнали, кого в отставку с