Страницы Миллбурнского клуба, 4 - Страница 85

Зинке повезло: за белизну шерсти и умильнуюмордашку она была изъята из помета и принесена в дом к моему другу Борису Ч‑вудля его дочки. Незадолго до описываемых событий Зинка еще жила в городскойквартире на правах болонки. Но у дочки Ч‑вых оказалась аллергия навзрослых собак. Так объяснил мне Ч‑в, когда погрузил Зинку ко мне вмашину, попросил увезти ее подальше и оставить где-нибудь. «Где-нибудь»означало: на базаре, около чайханы или на автостоянке под забором. Неужели на Зинку леглатень куксѝ? Нет, решил я. Отвезу-ка я ее в Кара-Чок.

– Напрасно, – пожал плечами Ч‑в. – От судьбы не уйдешь. Кому суждено быть съеденным,в говне не утонет.

Именно так, слово в слово, он и выразился.

* * *

Зинку я передал на попечение стаи казахскихпастушьих собак, которая обитала на полевом стане совхоза Кара-Чок.

– Совхоз-миллионер Кара-Чок! – подчеркнулдиректор совхоза, давая мне разрешение поселиться истоловаться на полевом стане. И указал место для моего балка, недалеко отсаманного домика кухни. Место шумное и мухобойное, но выгодное тем, что можнобыло подвести электричество от казенного генератора и вечерами работать принормальном свете.

Балóк, балкá, балкóм,в балкé, с ударением на втором слоге. Сравнительно недавно миллионылюдей мечтали о своем балкé, а ныне приходится напоминать. Длиною метроввосемь вагончик, с входом посередине в тамбур с железной печкой. Из тамбуранаправо-налево по комнате, в комнатах двухэтажные нары. Мой балок был крыт шифером,под которым угнездились воробьи. Скоро я стал различать оттенки воробьиногочирикания. Оказывается, на гнезде воробьи нежничают и даже воркуют.

Замечу, что Кара-Чок существует и сегодня,в качестве кооператива. Найдите его в Гугле, отмерьте 10 километров по проселкуна восток. Площадка с раскиданными домиками и сельхозинвентарем – то самоеместо. К слову сказать, в Интернете можно найти и материал о сегодняшнихтрудовых успехах данного предприятия. Перо журналиста без смущения выводит: урожай пшеницы составляет 12(!) центнеров с гектара, чем гордитсяколлектив.

* * *

Странно было видеть Зинку в Джунгарии средиказахских пастушьих собак с их классически-прекрасным экстерьером степнойгончей: длинная морда, длинное узкое тело, лапы длиннопалые, на высоких твердыхподушках. Собаки обитали при казахском стойбище на дальней периферии полевогостана. Раз в день они получали затюренную на обрате мучную болтушку. В основномже кормились «от земли», мышковали, как лисы.

Зинку они допустили к болтушке, непротестуя. На правах недавней горожанки она иногда получала и кухонные объедкиот обитателей полевого стана. Мы первое время ее тоже подкармливали, постепенносокращая порции, как бы подталкивая ее к натуральной жизни. Магазинные котлеты,купленные в Сарыозеке по шести копеек за штуку, были как раз из этого ряда.

Однако некому было Зинку мыть. И никто непринуждал ее к купанию в ручье, который протекал неподалеку. За считанные дниЗинка стала серой, как дорожная пыль в степи.

Горше всего был найденный ею способдобывать дополнительное питание. Мышковать она не былаобучена. Она компенсировала недостаток еды кормлением от человеческого нужника.Будучи застуканной за этим занятием, она перестала быть допускаема в наш балок.Зинка стала парией.

– У нас говорят: если собака не ест говно,у нее голова болит. – Таковы подлинные слова, произнесенные по этому поводуГазизом Оразбековым, моим тогдашним авторитетом в степных делах.

Газиз знал что говорил. В будущем его ждалазначительная карьера по двум параллельным лестницам – партийной ипроизводственной. Он уверенно шел вверх, вооруженный вышеуказанным рецептом отголовной боли, и на вершине жизни стал жирным одышливым бонзой. Но пока что этобыл скорый на ногу и быстро обучающийся профессии молодой геолог, ничуть неозабоченный судьбой собаки Зинки.

* * *

Здесь необходим комментарий о космосеЗинаид. Имя Зинаида, ныне почти забытое, в те времена было весьмараспространенным. При этом множество Зинаид строго и роковым образом делилосьна две, количественно почти равные, категории: суровые целеустремленные Зинаидыи глупые слабовольные Зинки. Жизненный путь первых пролегал через педвузы ипарткомы. Из них получались строгие учительницы немецкогоязыка и методисты партучебы. Вторые же были настолько глупы, что располагалисьна нижних этажах человеческих обществ. На войне их забирали в банно-прачечныеотряды. В послевоенное время они шли в лимитчицы и пополняли ряды простыхрусских давалок. Определенно, имя Зинка подходило нашейсобаке как нельзялучше, ибо она относилась ко второй категории.

Несколько раз я брал ее с собой в маршрут.Она весело бежала рядом, не проявляя никакого интереса к изобилию живой едывокруг. Шныряли ящерицы. Я тыкал ее носом в кротовины, в чьи-то мелкие норы,даже в лисью нору. Полное равнодушие! Зато она долго и неотрывно наблюдала затрудами скарабеев над навозными шариками. Как будто набиралась опыта.

Жизнь стаи шла своим собачьим чередом.Взрослые облаивали чужаков, гоняли скотину, ходили в степь. Мамки, возвращаясьиз степи, срыгивали щенятам. Щенки учились собачьему делу. К концу нашегосезона подошла пора Зинкиной течки. Зинка, деловито трусящая на коротких лапах,и за нею кавалькада загипнотизированных длинноногих красавцев – это последнее,что мы увидели из кабины грузовика, покидавшего полевой стан совхоза Кара-Чок.

Сидевший за рулем шофер Курочкинфантазировал варианты сочленениянашей лилипутки и кобеля-баскетболиста. Я же припомнил московскую историю о