Страницы Миллбурнского клуба, 4 - Страница 86

том, как маленький беспородный, но чрезвычайно умный песик Кузя огулял огромнуюдогиню. Случилось это во дворе кооператива художников, что на Войковской, гделюбовники за считанные минуты приспособили для этого дела лавку. Не успели онирасклещениться, как мир художников вздрогнул. Хозяева догини, пейзажисты, навекстали врагами Кузиной хозяйки, художницы по тканям. В общем, я убедилКурочкина, что неодолимый инстинкт неизбежно выведет Зинку к грудесельхозтехники, где довольно удобных ей и ее баскетболистам лавок и ступенек.

Спустя год я вновь оказался в тех местах. Знакомая стая собак по-прежнему обитала на отшибе, в стойбище. Но ужебез Зинки. Санжар рассказал, что ее видели, когда на зиму они перемещалисьвниз, в Илийскую долину. Она путалась под ногами, когда грузили юрты и прочийскарб. И когда гнали скотину, она трусила вместе с прочими собаками. Была лиона брюхата? Кажется, да. Но когда скотину пригнали, Зинки уже не было. Онапропала на одной из ночевок.

Выходит, Ч‑в оказался прав, Зинкунашел нож корейца-мясника, и могилой ей стала миска с кукси. А вдруг нет? Что,если она задержалась при дороге родами? Ощенилась где-нибудь в бурьяне ипроизвела на свет новую породу облагороженных казахскими генами Зинаид. Которыеумеют все, что должны уметь приличные собаки-универсалы, – и сторожить, иовчарить, и мышковать. И при этом не страдают от головной боли.

ДВЕ КОЛДУНЬИ

Ручьем, протекавшим с востока на запад,лагерь делился на два – южный, где на полевом стане разместился мой балок, исеверный, где среди тамарисковой рощицы мы обитали в палатках. Ручей был ничтожный,на один прыжок. В июне ему предстояло вовсе пересохнуть. Но пока что в немструилась вода, в которой по ночам отражалась лунная дорожка и квакали лягушки.Короче говоря, палаточный лагерь был вправе именоваться заречным.

От палаток через ручей, в ста метрах по прямой на юго-восток, было небольшоеказахское стойбище, где хозяйничала старая казашка Батыш. Палатки и стойбищесоставляли короткое основание удлиненного треугольника, в дальней вершинекоторого находился каменистый пригорок. На его плоской макушке, на фоне далекихснежных вершин Джунгарского Алатау, торчал древний каменный истукан, иликаменная баба, или, по-казахски, балбал, в седой патине от многовековойкоррозии птичьим пометом. Такова была сакральная геометрия территории, накоторой обитали и оперировали две колдуньи, Батыш и Эльвира.

* * *

Старая казашка Батыш, в белом тюрбане ибелой хламиде, согбенная и широкая, медленно передвигалась по территорииполевого стана вслед за двухгодовалым внуком. Бутуз был колоритно одет вчекмень с пришитыми на плечах цветными пуговицами – от сглаза. Было заметно,что надзор стоит ей немалых усилий, ибо бутуз был подвижный. Он стремительноперемещался, разглядывал и ощупывал навесные и прицепные штуковины,беспорядочно раскиданные по территории стана.

– Хороший пацанчик, любознательный, –поделился я с Газизом Оразбековым. Он был вхож в юртупочтенной Батыш, где она угощала его чаем.

– Не хвали пацанчика, – сказал Газиз. –Можешь сглазить.

– Ни в коем случае! У меня глаз добрый.

– Ты сам не знаешь, какой твой глаз.

Вторая семейная функция Батыш состояла в общениис богами и духами. Ее маленькая семья – сын Санжар, невестка и внук – жила вдвух юртах, имела загон для нескольких коров, ишака, коз и овец, плюс кое-каксбитый из горбыля сараюшка с сеном и штабелями кизяка – вот все хозяйство, несчитая собак и кур. Все это определенно нуждалось в защите от сил зла.

От меня ускользнуло, по каким случаямпроисходило общение Батыш с богами. Но время от времени ветер под утро доносилиз стойбища вместе с кизячным дымком ее горловое пение в сопровождениитреньканья погремушек и визга кобыза. Совхозная повариха, пожилая немка, должнабыла хорошо слышать эти камлания, ибо ночевала в соседней со стойбищем хибаре.Но стоило мне заговорить с нею об этом, как она тотчас онемела: “Ich versteh’ nicht”.Она задергивала этот свой “versteh’ nicht” всякий раз, когда тема грозила ей неприятностями, как, например, темавыселения ее семьи из города Энгельса.

Заинтригованный, я продолжал допытываться уГазиза: кому адресуются камлания старой казашки? обличает ли она кого илипросит? о чем просит? Вряд ли просит о благополучии стад или об урожае. Степи распаханы, стада взяты в колхозы и пущеныпод нож.

В конце концов, степной человек ГазизОразбеков разъяснил: в общем и целом, Батыш молится Тенгри. Молится о том,чтобы Луна, как в прежние времена, нисходила в стойбище и угощалась кумысом. Ичтобы замолвила доброе слово перед святыми предками.

И это все? Нет, не все. А еще она в своеймолельной юрте колдует. Она водит компанию с демонами этих мест, отгоняет злыхдухов, накладывает заклятья, оберегает своих ближних от вредоносных колдунов.

Вот оно! Наконец-то нашли объяснениемаленькие пучки серых совиных перьев,прицепленные там и сям по кухне и столовой. Оказалось, что немка-поварихасостоит в охраняемом колдуньей магическом кругу. Делать нечего, я тожепопросился в этот круг. Вскоре над окнами и дверьми моего балка появилиськазахские перьевые обереги.

Этому предшествовал некоторый обрядинициации. В него входило сидение «на троих» в юрте Батыш. Она со сторонынаблюдала, как ее сын Санжар, Газиз и я по очередиотпивали небольшими глотками из передаваемой по кругубольшой пиалы с хмельным напитком кожé, который представлял собойзабродившее в кумысе просо. Кумыс следовало глотать, отцедив просо между зубов,затем, не торопясь прицыкивая, просо сжевать.