Атмосфера приема была бы гнетущей, если быне комичное крысиное выражение, которое появлялось на лицах припроцеживании-прицыкивании. Разговор о том – о сем то и дело замирал. Вообще,стойбище Батыш было царством серьезности.
Став «своим», я получил санкцию Батыш надоступ к сакральному знанию, а именно – на ознакомление ссодержанием некоторых ее бормотаний. Газиз, пересказываяих, запинался, с трудом подыскивал слова. Признавался, что страшится того, чтосам произносит. Спустя годы я опознал эти ее бормотания среди халдейскихзаклинаний в книжке Шарля Фоссе про ассирийскую магию.
Теперь – внимание! Читаем формулу заклятьяБатыш в переводе Газиза Оразбекова и невольной редакции Ш. Фоссе;читаем молча, дабы звуками не накликать беду: «Чтоб твои слова вернулисьтебе в рот, колдунья. Чтоб язык твой был отрезан. Пусть рот твой будет из сала,а язык из соли. Пусть злые слова твои против меня растают, как сало. Пусть злыечары твои растворятся, как соль». И так далее.
Этой формуле предшествовали скупоупомянутые Газизом некие ритуальные действия и именование богов, которыми заклятье освящено. С определенностью можно утверждать,что произнесшая сие заклятие не молит богов об услуге, но, опираясь на их авторитет, сама старается вколотить противника в землю по шею.
Да, то был настоящий магизм. Вероятно, онсохранился в джунгарских верованиях потому, что советская беда 1930-х годов,затопившая степи, схлынула прежде, чем докатилась до здешних мест.
* * *
Итак, Батыш не ограничилась мерами защитыот зла, но изгоняла и уничтожала его всеми доступными ей магическимисредствами. Теперь перейдем к той, которой ее заклятья был адресованы.
Дело в том, что ее сын Санжар, сторожполевого стана, стал отворачиваться от жены. Молчаливый и степенный молодоймужчина вдруг стал несолидно суетлив. Он был замечен слоняющимся без дела вдольручья. Его темное неулыбчивое лицо, когда он обращал его на север,выглаживалось и светлело. Санжар таял от любви. Организмтолкал его на тот берег, к красавице Эльвире.
Батыш это поняла и приняла свои меры. Посей день я поражен и восхищен размахом ее замысла, в котором были учтены всефакторы, включая и мое невольное участие в битве на ее стороне.
* * *
Огромные фарфорово-голубые, слегка навыкатеглаза, русые волосы в косе, молочно-белая кожа, вычерченные губы в вечнойполуулыбке, высокая грудь – да, это невозможно забыть. Все это было данорусской красавице лет тридцати по имени Оля, которая просила называть ееЭльвирой. Повариха по профессии и Кармен по натуре, она была женщина-лидер,ловец мужских и женских душ.
В заречной половине моей партии, палаткикоторой белели на другом берегу ручья, Эльвира пользовалась безусловнымавторитетом. Канавщики, дюжие и грубые мастера кирки и лопаты, ее обожали ипрощали ей все – и плохо приготовленную еду, и острый язык. Даже к мужу, шоферуКлейменову, они ее не ревновали.
Стоило Эльвире в ответ на чье-тонедовольство и угрозу произнести грудным голосом: «Что, мой дорогой, решилб**дь му**ми пугать?», как недовольство таяло в общем хохоте. Другой,нематерный вариант того же: «Мельничная мышь грома не боится», произносилсязвонким голосом активистки-комсомолки.
К Эльвире прислонилась женская частьпартии. Их было две, типичные геологини, давние выпускницы провинциальныхтехникумов, Тоня и Лариса. Тоня была замечательна нервным лузганьем семечек, втом числе арбузных и дынных. След семечной шелухи тянулся за Тоней, как слизьза слизняком. Ее товарка Лариса была любительницей дамской поэзии и сама стихипописывала. Пописывала она и доносы, но об этом другой рассказ. Эти немолодые инекрасивые женщины не теряли надежды устроить свои женские судьбы. Надеждыподдерживала Эльвира. Она гадала и выгадывала им на картах весьма сложныежизненные расклады со счастливым концом. Кроме того, она вооружила их такиммощным инструментарием, как различные приворотные магические фокусы, – впрочем,с заметной долей цыганщины.
Как ни скрытничали женщины, но некоторые измагических процедур, а именно: сжигание волос, бумажек с надписями, какие-тозаклинания, притирания и вычерчивания знаков на пороге – стали известны и живокомментировались. Более всего интриговала публику процедура обнажения при луне.В полночь они тайком пробирались на каменистый пригорок, чтобы там, рядом сбалбалом, раскинуться нагишом, с взглядом, обращенным клуне.
Боролись два мнения относительно половойроли балбала в этом магизме. Некоторые полагали, что роль чисто мужская(истукан же). Большинство склонялось к тому, что – женская, ибо только баба,тем более каменная баба, способна утешить и дать надежду. Но вряд ли балбал им сочувствовал. Ибо когда они принимали дневныевоздушные ванны на пригорке, вдали от мух, Тоня оскорбительным образом сориласемечками, а Лариса крепила на балбале тент. Добавил недовольства и балбесКурочкин с его пантомимой, как он лапает эту каменную бабу и будто бы склоняетк сожительству.
Батыш положила конец этому безобразию девятогомая.
День Победы, с недавних пор выходной, былеще свежим праздником. Мы его уже крепко отметили накануне вечером под тентомстоловой, освещенной электричеством. Вокруг ламп толпились мотыльки, тарахтелэлектрогенератор. Поминали погибших. Среди нас каждый второй был без отца,поэтому в этот праздник каждый горевал своим личным горем.
Чувствительные канавщики и грубиянКлейменов прослезились. Проклинали немцев, несмотря на присутствиенемки-поварихи. Немка пила водку мелкими вежливыми глотками и делала вид, что versteht